Материалы и заметки

 

Коваль и Соснора:
два воображаемых плавания

 

Небольшая повесть Виктора Сосноры «Летучий голландец» имеет ряд пересечений с пергаментом Юрия Коваля «Суер-Выер» (впервые внимание на это обратила Мария Ботева). «Летучий голландец», далее «ЛГ», написан в 1967 году, опубликован в 1979 году в ФРГ в издательстве «Посев» в одноименном сборнике Сосноры; в России он вышел в журнале «Юность» в №4—5 за 1992 год. Был ли Коваль знаком с данным произведением и использовал ли он какие-то его мотивы сознательно — неизвестно. Ниже я лишь перечислю наиболее заметные, на мой взгляд, сходства между повестью Сосноры и «Суером» (далее «СВ»). Впрочем, различий между этими произведениями еще больше, и некоторые из них также будут упомянуты.

 

Юлия Вячеславовна. Из рисунков к пергаменту1. Прежде всего, и в ЛГ, и в СВ речь идет о морском плавании парусного корабля. Правда, команда «Летучего голландца» (гораздо более многочисленная) не занимается открыванием островов, что составляет главное занятие экипажа «Лавра Георгиевича». Важное различие таится и в том, что «Летучий голландей» плавает именно по морю (слово «океан» употребляется лишь дважды), тогда как «Лавр» — исключительно по океану (в отличие от «моря», это одно из частотных слов в пергаменте).

2. Как можно заметить по предшествующему пункту, инициалы кораблей совпадают. Сами эти названия, однако, существенно разные: у Сосноры — классический образ корабля-призрака, занимающий видное место в европейской культуре, у Коваля — оригинальное и довольно неожиданное использование имени и отчества русского генерала («Лавр Георгиевич»).

3. Главными героями обоих произведений являются капитан судна, офицеры и (в меньшей степени) матросы. Это тривиальное следствие того, что всё или почти всё действие и в ЛГ, и в СВ происходит на корабле. Однако имеются и более частные пересечения:

3.1. Особое место на «Лавре» занимает рассказчик, друг капитана; в одной из глав он назван прозвищем «Дяй». На «Летучем голландце» также имеется «пассажир, друг детства капитана» по имени Даний. Изложение в ЛГ происходит, однако, не от его лица (и вообще не от первого лица).

3.2. «Водолазы, братья, близнецы» Лавалье и Ламолье заставляют вспомнить суеровскую пару в лице Хренова и Семёнова (а еще в СВ имеются «корабельные взвешиватели Хряков и Окороков с гирями наголо»). Кстати, можно заметить, что, в отличие от СВ, в ЛГ все имена экипажа — иностранные («европейские»), без каких-либо попыток приближения их к русской культурной традиции.

4. В обоих произведениях оговаривается цель плавания: в ЛГ Даний не раз объясняет окружающим, что они плывут к счастью («Мы плывем туда, где счастья много. Мы плывем уже много лет, — и, как вы все понимаете, приплывем»). Финал повести, однако, счастливым не назовешь. В СВ цель путешествия — Остров Истины, прибытием на который пергамент и завершается.

5. Можно усматривать сходство и в некоторых элементах композиции:

5.1. Так, оба произведения начинаются с короткого пролога, в котором присутствует описание природы: ср. характерные для ЛГ короткие фразы

Море было как паутина.
Небо было неясное.
<...>
Корабль — шел.
Паруса — были. Они были, как белый виноград, как белые кандалы или как цифра 8.

и знаменитое начало СВ:

Тёмный крепдешин ночи окутал жидкое тело океана.
Наш старый фрегат «Лавр Георгиевич» тихо покачивался на волнах, нарушая тишину тропической ночи только скрипом своей ватерлинии.

5.2. В ЛГ присутствует элемент закольцованности: повесть заканчивается фразой капитана Грама «Всё хорошо, что хорошо качается», впервые произнесенной в прологе (Грам произносит ее, «рассматривая повешенного»).

В СВ используется аналогичный прием: первой фразой пергамента про тёмный крепдешин ночи заканчивается, правда, не последняя, но вторая часть произведения («Во всяком случае, вполне логично закончить вторую часть книги точно так, как началась первая...»).

6. Еще одна сюжетная параллель — выделяющийся из общей массы член экипажа. В прологе ЛВ это матрос, висящий на рее:

Настроения у экипажа не было.
Только
у одного матроса настроение было. Оно было приподнятое. Несколько минут назад матроса приподняли над палубой и повесили на рее. Поэтому матрос висел в приподнятом настроении.

В прологе и далее в XXI главе СВ от коллектива отрывается единственная женщина на корабле (кстати, на «Голландце» женщин не оказалось):

Вмиг оборвалось шестнадцать храпов, и тридцать три мозолистых подошвы выбили на палубе утреннюю зорю.
Только
мадам Френкель не выбила зорю. Она плотнее закуталась в своё одеяло.

7. Помимо выделяющегося из общей массы персонажа, на обоих кораблях имеется неизвестно откуда взявшееся и до поры невидимое загадочное явление. В СВ это, конечно, тридцать третья, «блуждающая», подошва, которой даже посвящена отдельная глава XXXI. При этом «тридцать три мозолистых подошвы» упомянуты уже в прологе.

В ЛГ также в прологе введена гитара, играющая «задушевную песню», и затем игра на гитаре упоминается в повести несколько раз. Сам «капитан Грам был увлечен поисками гитариста», а в главе «Играла гитара» для поиска гитариста объявляется построение команды («Вся команда была налицо. Но гитара не могла играть сама по себе»). В другой главе поиски продолжаются в машинном отделении. Наконец, в эпилоге уже сам автор признаётся: «Это я виноват во всех кораблекрушениях и в той всеобщей мании преследования, которую вызывает словосочетание «Летучий Голландец», — это я играл на гитаре».

8. Один из персонажей ЛГ заставляет вспомнить не «Суера», но другое известное «взрослое» произведение Коваля. У офицера Сотла есть невеста — «девушка, мечтательница», которую он «увидел... во сне и сделал куклу из древесных стружек, и скроил ей платье. Кукла получилась в человеческий рост». Напрашивается ассоциация со спутницей «маленького печального господина», которого герой рассказа «Красная сосна» повстречал в Ялте...

Отчасти сближает оба произведения языковая игра: ср. у Сосноры «бешеный барбос в томатном соусе» или «он смотрел на луну во все свои пенсне»; у Коваля подобного еще больше на каждой странице. В целом, однако, кажется, что язык занимает автора ЛГ в меньшей степени, чем общая абсурдность действия («Мы любим свой тотальный театр абсурда», — так и говорит Сотлу впередсмотрящий Фенелон). Действия персонажей ЛГ и вообще, и тем более по сравнению с СВ, отличаются большой и чаще бессмысленной жестокостью: начиная с пролога кого-то постоянно вешают на рее, происходит кровопролитное сражение с неприятелем, неудавшееся восстание на корабле, драки и самоубийства. К концу повести атмосфера обреченности нарастает, и Фенелон в своем последнем монологе прямо говорит о единственном возможном исходе плавания («Никуда, никто не убежит с корабля... Многие пытались приостановить корабль, но все они погибли страшной и мучительной смертью... Ты думаешь, Сотл, ты первый, кто подумал о побеге? Не первый. Уже бежали. Но все возвращались. И все, возвратившись, погибали»). Наконец, 15 сентября 1967 года автор топит корабль, «вся команда погибла».

Иного, впрочем, и трудно было ожидать от «Летучего голландца», проклятого корабля-призрака. Как и сам это корабль, повесть Сосноры принадлежит скорее западноевропейской традиции, в данном случае — литературы абсурда. В отличие от пергамента Коваля, ЛГ невозможно назвать «энциклопедией русской жизни» — к русской жизни она имеет настолько малое отношение, что скорее эту повесть можно было бы принять за перевод с одного из европейских языков.

 

Тимур Майсак, март 2014 г.

 


Другие ковалеведческие разделы:

К генеалогии боцмана Чугайло Два Жипцова

«Суер-Выер»: журнальные варианты

«Иллюзония» Александра Шарова: один из предшественников «Суера»

Переводы произведений Коваля на иностранные языки
 

На главную страницу

Последнее обновление страницы: 13.09.2021 (Общий список обновлений)