Материалы и заметки

Важа ПШАВЕЛА

Корни Лес плакал Свадьба соек Как появились на свет совы

Одряхлевший осел Поучительные рассказы старого вруна Гриф

Рассказ косулёнка (Рассказ маленькой лани) Мышеловка Смерть Баграта Захарыча

 

Как появились на свет совы

По изданию: Важа-Пшавела. Избранная проза. Тбилиси: Мерани, 1985.

Перевод Ф. Твалтвадзе и В. Орджоникидзе

 

I

— А где ребята? — спросил Иотам, войдя в хижину и свалив у очага убитую серну таким небрежным движением, что загнутые рога животного ковырнули плотный земляной пол.

Иотам был не в духе: в лесу его застиг ливень, он вымок с головы до ног, и теперь вода струями стекала с него. Лук и колчан со стрелами он повесил на олений рог, прикрепленный к центральному столбу, поддерживающему потолок хижины, и поспешил к пылающему очагу. Протянув руки к огню, он стал греться. Дым обволакивал лицо Иотама.

Охотник грелся у огня и ждал, когда жена ответит на его вопрос. А она безмятежно возлежала тут же у очага, чем-то похожая на тигрицу, и пряди ее густых черных волос, как змеи, вились по покатым плечам и белой груди. Лицо ее отливало цветом луженой меди. Она кормила грудью маленького сына. Мальчик обеими руками вцепился в грудь и жадно сосал, причмокивая губами.

Тигренок лакал молоко тигрицы.

И мать и младенец — оба наслаждались. Постелью им служили шкуры серн, оленей и волков, наброшенные на сухой мох и осоку.

Женщина была второй женой Иотама. Он добыл ее на охоте. Однажды, встретив в лесу, сграбастал ее и, не задумываясь, притащил прямо в свою хижину. «Ты станешь моей женой и будешь покорной мне во всем», — сказал он ей. Стрелами он сразил братьев жены, гнавшихся за ними. Камнем проломил голову ее отцу и чуть не отправил его на тот свет.

Что и говорить, Иотам был мужественный человек.

На вопрос мужа женщина ничего не ответила, не двинулась с места, лишь повернула голову в его сторону и сверкнула своими черными глазами.

— Где мои дети? Я спрашиваю тебя? — повторил Иотам. Этот неуклюжий, грубый и жестокий человек горячо любил своих детей от первой жены — дочь Мзию и сына Вепхвиа.

— Они растеряли в лесу коров, и я послала их на розыски, — ответила жена.

— Ох, ох, горьки мои дни, ядом отравлена моя жизнь в твоих руках, женщина! Разве могут малыши найти коров в лесу в этой кромешной тьме? Что станется там с ними? Ты, видно, хочешь, чтобы они достались лесному зверю? Уж лучше бы ты сразу поотрубала нам всем головы, чем так мучить и истязать нас. И сама бы отдохнула, и мне бы дала покой! — с тоской произнес Иотам.

— Опостылел ты мне со своими детьми! Эка важность — мало ли на свете таких змеенышей? — злобно огрызнулась жена.

Потрясенный Иотам посмотрел на нее долгим пристальным взглядом.

— Ах ты, змея! Истинно, змея! — вырвалось наконец у него.

Он поспешно снял со стены лук и колчан, заткнул за пояс хворостину, взял в руки копье и выбежал за дверь.

Дождь лил как из ведра. Иотам шел, не разбирая дороги. Голова его кружилась от гнева и тоски. Он остановился, задумался, хотел было вернуться назад, чтобы проучить жену за все, но потом, уже не обрачиваясь, двинулся вперед стремительно, как спущенная с тетивы стрела. Он вступил в густой дремучий лес, поднялся на холм и крикнул:

— Э-гей, Вепхвиа! Э-гей, Мзия!

Никто не ответил. Только поднялся с места вспугнутый его криком зверь и, убегая, стал с треском продираться в чащу; с веток вспорхнули птицы и затрепетали в воздухе над лесом, закружились в поисках нового пристанища.

И тогда пошел Иотам бродить по лесу. Он шел с обнаженной головой, с изодранными в кровь руками и лицом.

— Где вы, где вы, детки мои бедные? Куда вы пропали? Эгей, Вепхвиа, эгей, Мзия! — порою шепчет про себя, порою кричит на весь лес охотник. Но напрасен его зов: лишь скалы с другого конца ущелья эхом откликаются ему.

Волосы у него всклокочены, остановившийся взгляд страшен, как у помешанного. Он кидается во все стороны, не знает, куда идти, за что взяться, все ищет своих детей.

«Неужели они могли так далеко уйти, что я никак не найду их...» — думает он.

— Эгей, Вепхвиа! Эгей, Мзия!

Невдомек бедняге, что мачеха выгнала его детей из дому еще в ту ночь, когда он ушел на охоту, и вот уже третьи сутки, как их, словно родная мать, скрывает лесная чаща, ласкает ветерок и родники рассказывают им веселые и забавные истории, развлекая их, чтобы они не умерли с тоски и продолжали жить в своем новом обличье.

Иотам мог даже слышать, как они отвечают ему, как перекликаются между собой, но он не знал, кому принадлежат эти незнакомые голоса. Он только удивлялся тому, что, проведя долгую жизнь в лесу, никогда раньше не слышал таких голосов.

Не понял он, что это перекликаются его собственные дети, не расслышал и того, о чем спрашивают они друг друга.

II

Мачеха сразу же невзлюбила детей Иотама, она постоянно мечтала избавиться от них и вот что придумала: в тот вечер, когда Иотам отправился на охоту, а Вепхвиа и Мзия пригнали скотину, она тайком увела скотину из хлева, укрыла ее в защищенном от зверей месте, а вернувшись назад, накинулась на детей:

— Куда вы девали коров? Почему оставили их в лесу? Отправляйтесь туда немедленно и не возвращайтесь, покуда не отыщете их!

Дети клялись, что они загнали скотину в хлев, но когда увидели, что там ее нет, перепугались сами.

— Ступайте, ступайте сию же минуту, не то я раскрою вам головы этими камнями! — грозила мачеха, постукивая острыми булыжниками, которые она держала в руках. Жуткий страх охватил детей.

— Без скотины не показывайтесь мне на глаза!

Стояла кромешная тьма, когда дети вошли в дремучий лес. Они жались друг к другу, держась за руки, и наугад брели вперед.

Когда падал один, другой помогал ему подняться. Они плакали и звали на помощь. Но вокруг лишь слышалось зловещее сопение и урчание лесного зверья, потревоженного их криками. Некоторые из зверей, томимые голодом, подбирались к детям совсем близко, но сердца их смягчал жалобный плач малюток, и они обходили их стороной. Сколько раз голодные волчьи глаза, как фонари, вспыхивали перед ними, но даже волк не решался напасть на них.

Дети дрожали от страха, каждый шаг грозил им гибелью, но нигде они не могли отыскать следа проклятой скотины. Податься им было некуда, негде было искать защиты.

— О господи! — взмолились они наконец, стоя под высоким тополем, тесно прижавшись друг к другу. — Преврати нас, господи, в птиц, чтобы мы могли укрыться от зверя на высоком дереве, чтобы нам легко было облететь весь лес и найти наших коров!

И как раз в это самое время проходил мимо них «Амин». Вы, вероятно, знаете древнее поверие об «Амине», о том, что он трижды в день обходит всех, и чего ни пожелает человек в эти минуты, то сразу же в точности исполнится.

И вот, когда Мзия и Вепхвиа пожелали сделаться птицами, «Амин» услышал это и в тот же миг превратил детей в совушек. Они даже проститься не успели друг с другом. Полетели совушки в разные стороны искать себе убежища.

Днем, боясь мачехи, они скрывались в дуплах деревьев. Обычно птицы не любят сов, потому что считают их чужими. Поэтому и мы, люди, когда видим затравленного и забитого человека, говорим: «Осовел, бедняга».

Так вот и разлетелись наши горемычные в разные стороны, продолжая искать своих коров.

Несколько тысяч лет уже прошло с тех пор, а они все усердно ищут утраченное, зовут друг друга, спрашивают: «Нашел? Нашел?» — «Нет, нет!» — доносится в ответ. И заключают свои бесплодные поиски восклицанием: «Ой, мама, ой, мамонька!»

III

Иотам не успокаивался и с прежним упорством искал своих детей. Судьба скотины его уже вовсе не занимала. Он обыскал все овраги, не оставив без внимания ни одного дерева, ни одной скалы.

Но все было напрасно: нигде на земле не было следов от ножек его детей. Ночами он бесконечно прислушивался к странным крикам — это была перекличка сов. Не раз сова пролетала над ним со своим обычным уханьем, но отец и дети не узнавали друг друга.

Уже прошло две недели с того дня, как он вышел на поиски. Хищного зверя и птицу, что встречались по пути, он мгновенно поражал меткой стрелой и ни разу не промахнулся, ведь он был превосходным охотником.

Однажды в лесу встретился ему волк с окровавленной пастью. Тут же в голове Иотама мелькнула мысль о том, что, возможно, пасть волка залита кровью его детей. Немедленно поднял он лук, вставил стрелу и натянул тетиву. Со свистом пролетела стрела и поразила зверя в самое сердце.

«О проклятый, кровожадный зверь, это ты загрыз моих детей! — бормотал Иотам, хватая волка за уши. Он не в силах был ждать, пока околеет зверь, и бил его по голове дубиной, утыканной гвоздями: — Околевай, проклятый, околевай!» — Он сунул руку в окровавленную пасть волка, затем вспорол ножом живот хищника, ища своих детей, как будто надеялся извлечь их оттуда живыми.

Однако, не найдя ничего, он бросил зверя, не сняв с него даже шкуры. Он только извлек из раны свою стрелу, вытер кровь с ее железного наконечника и пошел дальше.

Так Иотам подошел к логову медведя, который глодал какую-то кость. «Это ты загрыз моих ребят и теперь гложешь их кости!» — воскликнул охотник. Зверь вылез из логова и поднялся на задние лапы, готовясь вступить в бой, но острая стрела Иотама свалила его наземь. Ни одна из костей, что были разбросаны вокруг медведя, не оказалась человеческой.

Иотам убедился, то ни волк, ни медведь не повинны в гибели его детей, и ушел, жалея, что он убил их.

IV

— Что же мне делать? — восклицал Иотам. — Я обошел все вокруг, обшарил горы, обыскал леса, но нигде нет моих бедных детей. Может, их поглотила земля или взяли к себе живыми небеса? Не знаю, куда идти, что делать? В какой омут бросаться мне?

Иотам стонал и охал, ноги у него подкашивались, он сгорбился и согнулся, как столетний старец. Он обезумел от горя: «Горе мне, мои бедняжки, беззащитные и доверчивые. Взял я грех на свою душу — загубил вас!»

Так, бродя по горам, он встретился с тигром. Они сразу же узнали друг друга, и тигр сердечно поздоровался с охотником:

— Здравствуйте, мой благодетель! — рявкнул он прямо в лицо другу.

— Здравствуй, друг мой, но, увы, лучше бы мне не здравствовать на этом свете!.. — с тяжелым вздохом отвечал Иотам.

— Что стряслось, дружище? Что такое могло случиться, чего бы мы не смогли исправить общими силами? Неужели я не смогу помочь твоей беде? — воскликнул тигр, закидывая свой, весь в темных кольцах, хвост на спину и давая этим понять, что ему нипочем никакие беды.

Тигр думал, что Иотаму не удалось убить какого-то зверя, и он, как прежде, сумеет помочь другу.

Когда-то Иотам оказал этому тигру большую услугу — извлек у него из горла булыжник. Тигр тогда чуть не подавился им. И тигр с тех пор всегда помогал Иотаму на охоте. Он поднимал зверя, а Иотам бил его без промаха. Как раз в ту пору у Иотама и родился сын, которого он назвал в честь нового друга «Вепхвиа», что, как известно, означает «тигренок».

— Я потерял детей, друг мой, своих маленьких детей. Вот уже десятый день я ищу их и не могу напасть на след. Не знаю даже, живы ли они? Может, их загрыз уже какой-нибудь зверь? — простонал в ответ Иотам.

— Сохрани меня бог, никогда не прикоснусь я к трупу. Ты же знаешь. И мне не надо клясться, что после того, что ты сделал для меня, я не трону не только никого из твоих близких, но и всякого, кто явится передо мной в человеческом облике! Но за других ручаться не могу: ни за волка, ни за медведя, ни за гиену. Друг мой, я готов помочь тебе. Идем, обшарим весь лес. Все мои силы, когти мои и глаза — к твоим услугам. Живыми или мертвыми отыщем детей твоих.

Это дружеское сочувствие утешило Иотама, и он поблагодарил тигра:

— И я не останусь у тебя в долгу, друг. Буду тебе обязан всю жизнь, коль не щадишь ты себя ради нашей дружбы.

И они разошлись в разные стороны, условившись, что будут сходиться время от времени на этом месте и сообщать друг другу о том, как идут поиски.

Тигр действительно не щадил себя, разыскивая детей друга. Об Иотаме и говорить не приходится — он не спал ни ночью, ни днем, все шел и шел, и добрел как-то до одной реки:

— Река, река, не видала ли ты моих детей — мою Мзию и моего Вепхвиа? Скажи мне всю правду, не утаивай ничего! Может быть, подошли они к тебе воды напиться, а твои волны поглотили их? Но разве ты сама признаешься в этом?! — сказал Иотам и вонзил в реку свое копье.

— Что ты делаешь, безумный! — сердито зарокотала река. — Ты сам погубил своих детей, а теперь явился за ними сюда! Дети твои — ни в чем не повинные малютки, а тебя вот следовало бы утопить! Будь это в моих силах, я бы ни за что не пощадила тебя! Ты один заслуживаешь наказания!

— За что же? В чем я повинен? — спросил Иотам.

— Разве можно быть виноватым больше, чем ты? Если бы ты был хорошим человеком, ты никогда бы не доверил этих крошек мачехе. Ты погубил своих детей и себя в тот час, когда привел в свой дом и сделал хозяйкой очага ту женщину с большими черными глазами и длинными косами, — ответила река.

Долго молчал Иотам, уронив голову на грудь.

— Да, да, ты права, река! — воскликнул он спустя некоторое время. — Я во всем виноват. Не щади меня, утопи в своей пучине. Только этого достоин я ныне!

И, не дожидаясь ответа, он бросился прямо в реку.

Река подхватила его, протащила довольно далеко и выбросила на берег. Иотам вновь кинулся в воду, но река опять выбросила его на песок. Так повторилось раз девять или десять: он бросался, река тащила его и выбрасывала на берег. Наконец, весь избитый, измученный, дрожащий от холода, Иотам укрылся в пещере. Он сидел, скорчившись, под скалой, восклицая время от времени: «О горе мне, горе мне, детки мои! Мзия! Вепхвиа!»

И вдруг в темном дремучем лесу пронесся какой-то гул, и зазвенело в ответ: «Мзия! Вепхвиа!»

— Послушай, человек, чего ты плачешь? Кого ищешь? — заговорила с ним скала. — Вот твои дети, это они кричат, это их голоса. Ведь теперь они стали птицами. И если ты встретишь их, то не узнаешь несчастных. Вот, послушай, кричит одна: «Вепхвиа, Вепхвиа, не нашел еще?» — «Нет еще, нет, Мзия!» — отвечает другой. Теперь ты не поможешь им своими слезами и причитаниями.

— Неужели ты говоришь правду, скала?! Неужели они все еще ищут коров? К чему они им теперь? О бедные мои дети! — вскричал Иотам, и горькие слезы потекли из его глаз.

— Да, я сказала тебе правду. Мне не пристало врать. Что бы ни случилось на свете, ничто не скроется от меня, — мрачно прогудела скала.

— Так, значит, ты понимаешь речь моих детей?

— Так же, как твою речь, твою тоску и твои жалобы.

— А не можешь ли ты, дружище, поговорить с ними за меня? Скажи им, что отец их находится здесь и хотел бы взглянуть на них хоть раз, — попросил Иотам.

— Нет, ни к чему это. Ничего из этого не выйдет. Они не захотят подойти к тебе и говорить с тобой. И что бы ты ни сказал, они не поймут тебя. Они забыли о том, что у них был отец, и даже слово «отец» для них уже не существует, — ответила скала.

— Господи, так уж лучше и мне обратиться в скалу, чтобы хоть слушать всегда голоса моих детей. Это было бы для меня счастьем! Господи, обрати меня в скалу! — взмолился Иотам, воздев руки к небу.

Как раз в этот миг пролетал мимо «Амин». И охотник мгновенно превратился в скалу, окаменев возле той скалы, у которой стоял. И эта новая скала сохранила человеческий облик. Стоит, свесив голову, скрестив на груди руки, и слезы льются из ее глаз. И когда скала слышит наводящий тоску зов своих детей, она вздыхает глубоко: «Ох, горе мне, дети мои, горе!»

V

А куда девался тигр, друг Иотама? Он обшарил все горы и долины, вернулся в условленное место и стал ждать. Он сидел неподвижно и глядел вдаль, туда, откуда должен был появиться охотник. Он словно прирос к этому месту, позабыв о пище и питье.

Он не мог отступиться от данного им слова и ждал своего доброго друга. Он ждал неделю, другую, месяц, два, четыре, целый год.... Иотама все не было, и тигр сох и таял, как воск, стекая по капле на землю. И на том месте, где лежит тигр, вырос куст рододендрона, похожий своими очертаниями на тигра. Только куст этот не растет, не уменьшается и не сохнет.

А рядом с ним красуется не увядающая ни зимой, ни летом вечно цветущая солнцеликая Пиримзе.

 

1909

 

На главную страницу

Последнее обновление страницы: 01.01.2024 (Общий список обновлений)